Сергей Чалый: Уже тогда искали кукловодов.
Януш Гаврилюк: Спросили, как мне здесь нравится. Я рассказал, что поддерживаю беларусское кино и делаю фестиваль в Варшаве. И надо бороться за кино. И мы так серьезно поговорили. Была такая приятная вещь, что один из них спросил: «Будешь к нам приезжать?». Говорю: «Конечно, надо дальше бороться за беларусское кино». Но один говорит, что все, конец.
Николай Лавренюк: Борись в Польше.
Януш Гаврилюк: Нет, он пошел просто договориться, чтобы мне не давали этот запрет. Наш человек. Вернулся и сказал, что все будет ок. Я не думаю, что он меня обманул. Мы попрощались. Мне сказали, что надо штраф оплачивать. Я дал деньги на штраф, сел на трамвай и поехал. Сейчас думаю, что тот штраф сотрудники участка не оплатили. В 2020 году перед выборами у меня на беларусской границе спросили, за что я имел запрет. Глянули — штраф неоплаченный. Возможно, поэтому я и не мог ездить четыре года в Беларусь.
Короче, путешествие на «Лістапад» было интересное.
Сергей Чалый: Сквозная мысль, уже не первый раз в третьей части программы проходит, о каком-то золотом веке культуры между двумя Площадями. Как-то все необычным образом развилось. Иногда, даже не вопреки власти, а с ее помощью. И казалось, что все вот-вот может быть как в нормальных развитых странах.
Николай Лавренюк: Ну, нет, нет. Все в сравнении. Если сравнивать с тем, что сегодня мы имеем, что там за лайк — вот туда, за репост — туда, за фильм — тоже туда, нарушение сделал — давай, в этот автомобиль, в котором Януш катался. Конечно, это было такое время либерализации, оттепели.
Сергей Чалый: Это очень важная для меня мысль, что революция 2020 года во многом была подготовлена людьми, которые пошли после Площади 2010 в культурные проекты, в музыку, фестивали, театр, во все что угодно.
Николай Лавренюк: Думаю, что ты прав.
Януш Гаврилюк: Если о культуре, в те годы, о которых ты говоришь, с 2010-го по 2020-й, не менее эта оттепель затронула кино. Было настолько хорошо, что появился этот «Лістапад», национальный конкурс. Ведь «Бульбамуві» закончилось, не было финансирования. Но появилась в Минске площадка, которая начинала развиваться. Которая с каждым годом, я следил за этим, развивалась. Был такой договор, что мы можем много показывать. Я помню, например, в 2019 году, когда я снова приехал в Минск на «Лістапад»... Были документальные фильмы Андрея Кутило и Максима Шведа. Я ходил на все показы беларусского кино в рамках «Лістапада». Было очень много людей. Люди все это обсуждали. Выглядело как большой фестиваль. И это было круто, когда я снова сидел на церемонии и побеждали фильмы, сделанные «Белсатом». На государственном фестивале.
Николай Лавренюк: Так было и в 2016-м, и 2017-м. Только в 2018-м нас цензура немного тронула. Ведь мы уже там совсем... Это было очень интересно. Не могу сказать, что это была такая договоренность, но такой секрет Полишинеля, например, белсатовские фильмы участвовали в «Лістападзе». Просили только одно — плашечку вот эту убрать. Но «Белсат» писал, что пять наших фильмов на «Лістападзе». А вы открываете каталог «Лістапад» и первая страница — это портрет сами знаете кого. Кажется, какая-то фантастика.
Беларусское кино, чем мы можем гордиться? Какие успехи самые большие? На самом деле это документальное кино.
Сергей Чалый: Экспериментальное.
Николай Лавренюк: Нет, экспериментальное — это что? Это может быть и документальное, и игровое. Но, конечно, если говорить о каких-то наградах, фестивалях — это беларусское документальное кино. Это фильм Алексея Полуяна «Кураж», который был в Берлине, это фильм Андрея Кутило «Сумма» на IDFA в Амстердаме и на фестивале в Варшаве.
Если возвращаться, то, конечно, время оттепели, время всего. Но все равно беларусские режиссеры, беларусские кинематографисты оставались один на один. И хорошо, что был «Лістапад», хорошо, что это было возможно. Когда я еще не работал там, я думал о «Лістападзе», как в этой авторитарной стране существует такой фестиваль, который является просто островом вольности? И ты видишь там эти фильмы, видишь, что это могут быть и политические фильмы. Каждый год была дипломатическая работа, чтобы эти все договоренности, чтобы эти фильмы попали в программу.
Сергей Чалый: С разными людьми, разных творческих профессий говоришь об этом и каждый говорит примерно это о своей сфере. Ну, вот как могло быть, где все запрещено, то есть у каждого все запрещено кроме их сферы. И из этих островков на самом деле новая Беларусь и складывалась. Вот такой трагический…
Николай Лавренюк: Трагично... Я бы так не говорил. Конечно, это очень трудные времена и мы все знаем, что происходит, но крест на белорусском кино не надо ставить. Ведь эти все режиссеры, которые были на «Бульбамуві», которые были на «Лістападзе», которые сейчас уехали в разные страны, они продолжают работать. Сейчас, например, беларусский фильм «Родина» Александра Михалковича и Анны Бодяко попал в номинацию Европейской киноакадемии. Это европейский оскар по сути. И это такая конкуренция. Это фильм о дедовщине в беларусской армии. И таких примеров можно много показать.
Януш Гаврилюк: Это фильмы, производство которых начиналось еще в Беларуси. Прошло три года. Это как «Бульбамуві» — пограничный фестиваль, ведь мы покажем фильмы, работа над которыми начиналась еще в Беларуси.
Николай Лавренюк: Я знаю, какое белоруске кино будет жить всегда, — это анимация. В Варшаве был показ фильма, который назывался «Кровь и караоке». Очень талантливого беларусского режиссера Юрия Семашко.
Януш Гаврилюк: Лауреата «Бульбамуві — 2022».
Николай Лавренюк: Интересный пример — «Мусорная голова». У него есть фильмы про поэта, который пишет про всякое говно. И это с таким юмором, с таким кинематографическим чувством. Он все это делает сам. «Мусорная голова» — он оператор, режиссер, актер. Ты видишь, что человек талантлив, что он сам себе сделал.
Сергей Чалый: Дальше должна быть работа продюсеров. Это нужно показывать тем, у кого есть деньги, и потом из этого делать настоящий фильм.
Николай Лавренюк: Ну, это такая работа, очень долгий путь.
Сергей Чалый: Мог ли ты, Януш, представить после всего, что случилось, что твой фестиваль снова станет популярным?
Януш Гаврилюк: Мне трудно поверить в это.